В допетровское время, а на Русском Севере и значительно позже, строительство из дерева носило массовый характер, определяло облик русских городов и сельских поселений. Деревянное зодчество представлено в основном постройками XVII – XIX вв. и лишь отдельными более ранними объектами. Поэтому многие вопросы, касающиеся его эволюции, взаимодействия с каменным зодчеством, остаются открытыми. В настоящей статье представлены рассуждения об особенностях формообразования деревянных храмов и его связи с решениями, развивавшимися в каменном зодчестве, о соотношении дерева и камня в древнерусском зодчестве.
    Каменные сооружения, разумеется, более долговечны, представительны, престижны и, как следствие, играли ведущую роль в застройке городов, монастырей. Деревянное зодчество, долгое время, оставаясь более массовым, развивалось в русле народной культуры. Известные рассуждения о самобытности деревянного зодчества во многом справедливы. Действительно, рассматривая деревянные церкви XVII – XVIII вв., мы порой поражаемся, насколько они непохожи на современные им каменные храмы. В дереве очень много архитектурных решений, истоков которых мы не находим в каменном зодчестве. Примером тому издревле известные клетские церкви.
    Нередко полагают, что деревянные шатровые храмы – это реплики каменных, но тогда остается неясным переработкой чего являются деревянные восьмериковые шатровые храмы. Более всего они напоминают крепостные башни, а два прируба к восьмерику – фрагменты стен. С одной стороны в дереве мы видим необязательность соблюдения канонов, установок, принятых в каменном храмовом строительстве. С другой стороны, учитывая принадлежность к единой культуре, следования каменным образцам в дереве не могло не быть. При внимательном рассмотрении архитектуры деревянных храмов в ней угадывается немало приемов и форм, характерных для каменных построек, только они очень сильно видоизменены, порой до неузнаваемости.
    На одном из примеров подобных переработок мы и заострим внимание. Шатровые храмы с основанием в виде восьмерика на четверике относятся к самым распространенным на Русском Севере типам деревянных церквей. Известный период их строительства включает главным образом XVII – XVIII вв. Если на протяжении XVII в. данная форма основания устойчиво сочетается с шатровым верхом, то в XVIII в., особенно во второй его половине, появляется немало примеров ярусных завершений. Рассматривая этот тип построек, мы сосредоточим внимание на шатровых храмах, как на наиболее древних и дающих богатую пищу для размышлений о формообразовании в деревянном зодчестве.
    По архитектуре рассматриваемые церкви, принципиально одинаковые в своей основе, имеют немало различий. Первое из них – это пропорции основного объема. На большинстве построек четверик и восьмерик имеют равную ширину. Храм отличается выраженным башнеобразным характером. Менее распространены церкви, где восьмерик по величине уступает четверику. Здание в этом случае приобретает четкую ярусную структуру. И, наконец, наиболее необычны церкви с увеличенным по отношению к четверику восьмериком. На ряде подобных церквей восьмерик делится еще на две части с помощью промежуточного повала. В их построении есть некоторое противоречие с точки зрения логики устойчивости здания. Если первые два варианта встречаются практически на всей территории Русского Севера, то расширяющиеся к верху церкви характерны только для северо-западных областей.
    Размерные соотношения четверика и восьмерика определяют еще ряд различий, касающихся сопряжения этих двух объемов. Самый простой и повсеместно распространенный вариант перехода от четверика к восьмерику – это покрытие углов четверика полицами. Подобное покрытие мы встречаем на всех храмах, где восьмерик меньше четверика, и на большинстве церквей с равноширокими объемами. Покрытие углов четверика полицами нередко сочеталось с установленными над ними декоративными кокошниками или, как их еще называют, «теремками». Этот прием получил наибольшее распространение в бассейне реки Онеги и в Поморье, причем он использовался не только на церквях, но и на колокольнях, имевших аналогичную структуру основания. На храмах северо-западных окраин, где основной столп расширялся благодаря промежуточным повалам, углы четверика имеют в основном вогнутые с ендовой посередине покрытия, что отвечает устройству фронтонных поясов. Последние, также как и промежуточные повалы, относятся к храмостроительным традициям северо-запада.
    Указанные различия в архитектурном решении рассматриваемого типа шатровых храмов имеют достаточно четкую пространственную локализацию, соответствующую с одной стороны западной части европейского севера России, с другой – центральной и восточной. Западная часть (Обонежье, Посвирье) связана прямым водным путем с Новгородом, центральная и восточная части (бассейны Онеги и Двины) имеют исторические водно-сухопутные связи с Московскими землями.
    Происхождение анализируемого типа церквей в литературе по деревянному зодчеству освещается в общих чертах. Считается, что, имея в своих истоках византийские каноны, формы народного жилища и оборонительные сооружения, деревянные храмы, соединили в себе все три основные составляющие.¹ Сказанное в общем справедливо и для церквей с основанием в виде «восьмерика на четверике», хотя общая компоновка их основного объема ближе всего к формам каменного одноглавого храма. Четверик сопоставим с основным кубическим объемом, восьмерик – с барабаном. Другое дело, что формы одноглавого каменного храма здесь сильно видоизменены, сохраняя лишь структурную схему. Собственно такие же трансформации мы видим и в каменном зодчестве на примере шатровых храмов XVI в.
    Достоверно известные шатровые храмы типа «восьмерик на четверике» не восходят ранее XVII в., поэтому принято полагать, что они и сформировались примерно в это время. К наиболее ранним известным подобным постройкам относятся церкви Никольская в Пурнеме 1618 г., Петропавловская на Лычном острове 1620 г., Воздвиженская в Кургоминском 1623 г.,² Никольская в Линдозере 1634 г.,³ Никольская в Малошуйке 1638 г., Воскресенская в Малой Немнюге 1643 г.⁴ Обратим внимание сколь велик разброс объектов: от западной Карелии до северо-восточных окраин. Учитывая разорение, принесенное Смутным временем, маловероятно, что в первой половине XVII в. произошло стремительное распространение нового типа храма, сразу охватившее самые удаленные окраины Русского Севера. Как один из ранних примеров компоновки четверика и восьмерика, получившийся в результате надстройки 1602 г., нередко представляют Никольскую церковь Муезерского монастыря, расположенную на севере Карелии.⁵ Тем более трудно поверить, что в одной из самых удаленных обителей Севера производили столь значительную реконструкцию существующей клетской церкви, не ориентируясь на какие-то влиятельные образцы.
    Более правдоподобным представляется предположение, что шатровые церкви типа «восьмерик на четверике» существовали до XVII в. и имели распространение близкое к центральным районам страны, благодаря чему их архитектурное решение в первой половине XVII в. было уже известно повсеместно на Русском Севере. Косвенное подтверждение тому – изображение аналогичной постройки на иконах Александра Ошевенского. Эта церковь атрибутирована как Успенская, построенная в Ошевенском монастыре в середине XVI в.⁶ Кроме того, колокольня из села Кулига Дракованово конца XVI века, имеющая в основании восьмерик на четверике, также свидетельствует о существовании в то время аналогичных по структуре церквей в соответствии с известным положением, что архитектура колоколен ориентирована на образные характеристики храмов.⁷
    Основываясь на представлении о принципиальном единстве процессов формообразования в древнерусском деревянном и каменном зодчестве,⁸ можно предполагать распространение деревянных высотных храмов примерно в первой половине XVI в. – тогда же, когда появились аналогичные каменные постройки. В дереве развитие подчеркнуто высотных композиций могло происходить и раньше, учитывая свойственную деревянному зодчеству большую свободу в переработке каноничных архитектурных решений, что хорошо прослеживается на примере храмов XVII – XVIII вв. Во всяком случае, распространение башнеобразных культовых построек в русской архитектуре связано с периодом сложения централизованного государства.
    Возвращаясь к отмеченным выше различиям в архитектуре шатровых храмов типа «восьмерик на четверике», обратимся вновь к аналогиям с формами, развивавшимся в каменном зодчестве. Как в архитектурном решении каноничного каменного храма покрытие системой закомар разделяет основание и главу (или главы), так и на основном объеме шатровых церквей переход от одного объема к другому сопровождается поясом кокошников или соединенными несколькими поясами. Тот же прием мы видим и в архитектуре рассматриваемых деревянных церквей, только он решается несколько иначе в соответствии с особенностями строительного материала и упрощением структуры храмового столпа. Равноширокие четверик и восьмерик оставляют место для кокошников только над углами четверика. На каменных постройках отдельных диагонально ориентированных кокошников почти не встречается, разве, что на некоторых колокольнях, например, в Ярославле. Фронтонные пояса, создавая сплошной ряд, также напоминают приемы каменной архитектуры в упрощенном виде. Это выражается в изменении самой формы кокошников, которые здесь получают прямолинейные очертания.
    Таким образом, одно из основных различий между рассматриваемыми деталями – геометрия очертаний: пластичные формы свойственны центральным и восточным районам Севера, прямолинейные – западным. Эти различия адресуют нас к характерным особенностям каменных новгородских и московских храмов. Как известно, в поздний период самостоятельности Новгорода широкое распространение имели прямые восьмискатные покрытия, а для раннемосковского зодчества характерны закомары с килевидными завершениями. В этом заключается одно из самых заметных различий архитектуры древнего Новгорода и Московского княжества.
    Ареал распространения фронтонных поясов соответствует части бывшей Обонежской пятины, наиболее приближенной к Новгороду и связанной с ним удобным водным сообщением. Фронтонные пояса использовались не только на церквях типа «восьмерик на четверике», но и на восьмигранных в основании. Причем в архитектурных решениях последних фронтонные пояса не декоративные, а конструктивные, служившие покрытием для нижележащих более широких ярусов (Никольская церковь в Согинцах 1696 г., Преображенская церковь в Пидьме 1696 г.⁹ ). Архитектурно-конструктивные элементы по сравнению с аналогичными им декоративными во всех направлениях и стилях, насколько нам известно, первичны. Постройки с конструктивными фронтонными поясами находятся в юго-западной части ареала, которая тяготеет к столице бывшей Новгородской земли. По мере удаления на северо-восток преобладание получают декоративные фронтонные пояса, среди которых встречаются даже не полные, состоящие из отдельных фрагментов (церковь Александра Свирского в Космозере 1770 г.). Различия в решениях фронтонных поясов в зависимости от места положения объектов свидетельствуют о том, что распространение этого приема шло с юга-запада.
    Предполагая, что фронтонные пояса несут отголоски храмостроительных традиций древнего Новгорода, заметим, что и деревянные церкви с восьмискатными покрытиями также характерны только для северо-западных окраин (церкви Благовещенская в Масельге 1659 г.,¹⁰ Троицкая в Помялово 1694 г.,¹¹ Рождества Богородицы в Рышево 1701 г.¹² и другие). Правда, их распространение по сравнению с фронтонными поясами, шире: оно следует направлениям основных торговых путей, идущих из Новгорода на северо-восток в Заволочье и на юго-восток в среднерусские княжества. Если восьмискатные покрытия деревянных церквей имеют очевидную связь с зодчеством древнего Новгорода, то фронтонные пояса, будучи локализованными на относительно небольшой территории, по-видимому, являются одной из местных переработок, привнесенных сюда в древности архитектурных форм. Их сохранению и преемственному развитию в Посвирье и в юго-западном Прионежье в определенной мере способствовал разноэтнический состав населения.¹³
    Попытаемся мысленно реконструировать процесс формирования шатровых храмов типа «восьмерик на четверике» с фронтонными поясами. В соответствии с аналогичными процессами в развитии каменного зодчества рассматриваемым деревянным церквям должны были предшествовать постройки, где над четвериком возвышался уступающий ему по величине восьмерик, то есть по пропорциям сопоставимый с главой. Примерно такова церковь Флора и Лавра в Мегреге 1613 г., правда, четверик ее покрыт на восемь скатов.
    Четвериковых церквей с многочастным покрытием, выполненным наподобие фронтонных поясов, до нашего времени не сохранилось, но на их существование в прошлом указывают старинные изображения, например, церкви в Нарве (по А. Олеарию)¹⁴ или церкви в Торжке (по А. Мейербергу).¹⁵ Несложно догадаться, что подобные покрытия в эксплуатации были достаточно неудобны из-за большого числа вогнутых частей (ендов). В некоторой степени этот недостаток должен был устраняться за счет устройства крутого повала и большого свеса кровли на восьмерике. Действительно, на церкви в Мегреге повал небольшого восьмерика непропорционально велик. Восьмерик церкви в Нарве изображен вообще в виде перевернутого конуса, каким он в реальности быть не мог. Возможно, так пытались передать характерную особенность постройки – крутой повал. Для развития подобных структур очень логично увеличение восьмерика и соответственно превращение конструктивного фронтонного пояса в декоративный. И главное, что эта трансформация соответствовала тенденции к увеличению и усилению композиционной значимости верха, развивавшейся в XVI – XVII вв. и в деревянной и в каменной архитектуре.
    Для народного зодчества характерно длительное параллельное существование прототипов и их производных.¹⁶ Постройки типа «восьмерик на четверике» с конструктивными фронтонными поясами не сохранились, возможно, потому, что будучи сложны в эксплуатации, не получили устойчивого распространения и были вытеснены иными типами, имевшими более рациональные для дерева архитектурные решения. Тем не менее, фронтонные пояса стали значительной традицией, зафиксированной на протяжении почти полутора столетий и повлиявшей на развитие деревянного зодчества Обонежья.
    Устройство отдельных диагонально ориентированных кокошников, по сравнению с фронтонными поясами, – традиция более крупного масштаба. Их распространение, как мы уже отмечали, охватывает почти всю центральную и восточную части Русского Севера при наибольшем сосредоточении объектов вдоль течения Онеги. Имея каркасную конструкцию и будучи размещенными на кровле, они не отличались долговечностью. Поэтому в подлинном виде кокошники известны нам лишь по единичным образцам или по старым фотографиям. Значительно чаще их наличие обнаруживается по следам на срубе.
    Форма кокошников на всех поонежских постройках примерно одинакова. Различие в их устройстве наблюдается на сопредельных с Поонежьем территориях. Так на Ваге и близ устья Двины известно три храма, имевших рубленые кокошники с небольшим постаментом (Троицкая церковь в Шеговарах 1668 г.,¹⁷ Троицкая и Никольская церкви в Неноксе 1727 г. и 1762 г.). В Карелии мы находим пример объемных, сильно выдвинутых кокошников с размещенными на них главками (церковь Иоанна Предтечи в Шуе XVIII в.¹⁸ ). Кокошники, также как и фронтонные пояса, использовались и в архитектурном решении восьмигранных в основании церквей (Троицкая церковь в Неноксе, Преображенсая церковь в Кокшеньге).
    Итак, судя по особенностям устройства кокошников и количеству объектов, этот прием, будучи известен на Севере достаточно широко, в наиболее устойчивом (не переработанном) виде использовался в деревянном зодчестве Поонежья. В этом регионе в XVII – XVIII вв. имел распространение еще ряд архитектурных приемов и форм, имеющих стилистическое сходство с кокошниками. Наиболее ранние известные из них это поставленные одна на другую и убывающие по высоте бочки, служившие переходом от крещатого основания к храмовому завершению (Никольская церковь Ошевенского монастыря середины XVI в.,¹⁹ Вознесенская церковь в Пияле 1654 г., Успенская в Варзуге 1674 г., Преображенская в Чекуево 1687 г.²⁰ ). Самая яркая особенность деревянного зодчества Поонежья – завершение церквей кубом, который по форме и очертаниям сродни бочке. На нижней Онеге сформировался оригинальный тип покрытия трехлопастной бочкой, представляющей собой систему из нескольких скомпонованных в одной плоскости бочек. Кроме того, в районе верхнего течения Онеги известен ряд достаточно редких построек с покрытием основного объема бочкой. В целом для деревянного зодчества Поонежья характерны формы, образованные на основе бочки, использовавшиеся в качестве завершений крупных архитектурных объемов и в качестве деталей.²¹
    Использование бочек и композиций из них представлено несколькими примерами деревянных храмов XVII века, расположенных в центре России (церковь Никольского монастыря по рисунку Э. Пальмквиста,²² Успенская церковь в Подсосенье 1671 г.²³ Подобные решения встречаются на Урале и в Сибири (Преображенская церковь из села Янидор 1707 г., Казанская церковь-часовня Илимского острога 1675 г.). Очевидно, что разнообразные приемы использования бочек были известны почти повсеместно и распространялись из центра страны. Строившиеся здесь храмы служили образцами для подражания или творческой переработки в провинциальном строительстве. Многочисленные примеры использования формы бочки в архитектуре Поонежья свидетельствуют, что в период расцвета данной традиции регион имел тесные связи с центральными областями. Это могло быть в XVI в., когда путь по Онеге, связывавший среднерусские земли и Поморье, был особенно оживленным, благодаря торговле солью. С последней четверти XVI в., в связи с централизацией международной морской торговли в Архангельске, основной транспортной артерией Русского Севера стала Двина.
    Таким образом, распространение в Поонежье бочек и композиций, состоящих из них, мы связываем с московскими влияниями. О раннем проникновении московских архитектурных традиций в Поонежье говорит еще и тот факт, что на их основе в конце XVII – XVIII вв. здесь сформировались собственные приемы, не встречающиеся в других регионах.
    В развитии зодчества Поонежья мы видим собственно те же процессы, что и на северо-западных территориях. Приемы, сформировавшиеся под непосредственным влиянием каменного зодчества, а именно системы поставленных одна на другую бочек, которые аналогичны ступенчатым закомарам каменных церквей, в дереве оказались трудоемки в исполнении и неудобны в обслуживании. Распространившись в регионе, они не получили устойчивого применения, но послужили основой для развития ряда местных традиций.
    Как мы уже отмечали, о древности деревянных церквей типа «восьмерик на четверике» свидетельствует географический разброс и многочисленность объектов первой половины XVII в. Кроме того, рассмотренные нами различия в архитектурных решениях и их аналогии с особенностями древнего новгородского и московского зодчества также позволяют предполагать, что этот архитектурный тип воспроизводился в дереве до XVII в.
    Относительно происхождения церквей с основанием в виде восьмерика на четверике, опять же на основании рассмотренных аналогий с каменным зодчеством, можно заключить, что их архитектурное решение является переработкой форм каменного одноглавого храма, происходившей в соответствии с тенденциями, общими для всего русского зодчества. Однако, сказанное отнюдь не содержит утверждение, что в развитии деревянного зодчества преобладали влияния каменной архитектуры. Древнерусское деревянное и каменное зодчество являлись частями единой культуры и развивались вместе, дополняя друг друга на разных этапах по-разному.
    Древнерусское зодчество, впрочем, как и архитектуру любой страны, наверное, можно охарактеризовать, как многоуровневую систему, где сверху находятся постройки столиц, затем – соподчиненных городов, монастырей, ниже – посадские. И, наконец, самый разветвленный нижний уровень составляет сельская застройка. Главные постройки служили образцами, но по мере прохождения всех уровней, влияние образца должно было ослабевать, порождая либо упрощения, либо все более смелые интерпретации. Причем для народного зодчества характерно наличие построек, архитектура которых вовсе не связана с вышестоящими образцами. Таким образом, выстраивается своеобразная иерархия обязательности следования образцам и допустимости отступления от них.
    К этому можно добавить, что в народном зодчестве более жизнеспособны традиционные решения, древнейшие типы построек, особенно жилых, конструктивные приемы. С точки зрения изменчивости верхние уровни более подвержены веяниям моды, иноземным влияниям, тогда как для развития народной архитектуры характерны инертность, традиционность, преемственность. Это явление, похоже, естественно и складывается само собой, кстати, то же самое можно наблюдать и в других видах искусства или сторонах быта.

ПРИМЕЧАНИЯ

---

¹Орфинский, В.П. Народное деревянное культовое зодчество Российского Севера: истоки развития // Народное зодчество: сб. науч. трудов. Петрозаводск, 1992. С. 32 – 62.
²Забелло С., Иванов В., Максимов П. Русское деревянное зодчество. М., 1942. С. 110.
³Там же. С. 120.
⁴Там же. С. 103.
⁵Орфинский, В.П. Особенности деревянного культового зодчества Карелии // Архитектурное наследство. Вып. 31. М., 1983. С. 17.
⁶Мильчик, М.И. Северный деревянный монастырь на иконах XVII – XIX веков // Памятники культуры. Новые открытия: ежегодник 1978. Л., 1979. С. 334.
⁷Орфинский, В.П., Гришина И.Е. Типология деревянного культового зодчества Русского Севера. Петрозаводск, 2004. С. 147 – 152.
⁸Бондаренко И.А. Народное и царственное зодчество Древней Руси. К проблеме общности традиций и идеалов // Народное зодчество: сб. науч. трудов. Петрозаводск, 1992. С. 17.
⁹Известия Императорской археологической комиссии. В. 57. Пг., 1915. С. 144 – 145.
¹⁰Известия … В. 52. СПб., 1914. С. 76.
¹¹Забелло С., Иванов В., Максимов П. Указ. соч. С. 85.
¹²Красноречьев, Л.Е., Тынтарева Л.Я. …Как мера и красота скажут. Памятники древнего деревянного зодчества Новгородской области. Л., 1971. С. 46.
¹³Орфинский, В.П. Отголоски храмостроительных традиций Древнего Новгорода на восточной периферии бывшей Новгородской земли (XVI – XIX века) // Православие в Карелии: материалы 2-й научной конференции, посвященной 775-летию крещения карелов. Петрозаводск, 2003. С. 17 – 23.
¹⁴Даль, Л.В. Историческое исследование памятников русского зодчества // Зодчий. 1872. № 7. С. 104.
¹⁵Мейерберг А. Виды и бытовые картины России XVII века. СПб., 1903. Рис. 40.
¹⁶Орфинский В.П. Особенности деревянного культового зодчества Карелии // Архитектурное наследство. Вып. 31. М., 1983. С. 20.
¹⁷Известия… В. 41. СПб., 1911. С. 217.
¹⁸Забелло С., Иванов В., Максимов П. Указ. соч. С. 184.
¹⁹Мильчик, М.И. Указ. соч. С. 334.
²⁰Забелло С., Иванов В., Максимов П. Указ. соч. С. 46.
²¹Бодэ А.Б. Деревянное зодчество Русского Севера. Архитектурная сокровищница Поонежья. М., 2005. С. 177 – 178.
²²Забелло С., Иванов В., Максимов П. Указ. соч. С. 41.
²³Шургин И.Н. Исчезающее наследие. М., 2006. Рис. 7.4.