Русское деревянное зодчество отличается особым богатством и многообразием местных традиций, что хорошо прослеживается на примерах северорусских деревянных храмов XVII – XVIII вв. Культура Севера по своим истокам неоднородна, поскольку регион осваивался и заселялся выходцами из разных земель. Два основных колонизационных потока – новгородский и ростовский (позднее московский) определяют две основные составляющие, формировавшие культуру региона в период его освоения. Консерватизм народной культуры, многообразие и устойчивость местных архитектурных особенностей заставляют искать в деревянном зодчестве Севера отголоски древних новгородских и московских традиций.
    Вопрос о возможности выявления в деревянном зодчестве Русского Севера древних традиций, связанных с основными направлениями освоения и заселения региона, долгое время оставался вне сферы внимания исследователей. Ареальные исследования освоения Севера и распространения русской культуры проводились в рамках различных научных дисциплин. Применительно к деревянному культовому зодчеству выявление древних новгородских и пришедших им на смену московских традиций – тема новая, в последние годы затронутая лишь в нескольких отдельных публикациях.
    На тенденциях формообразования, связанных с западными (новгородскими) и восточными (московскими) влияниями, заострял внимание В.П. Орфинский, рассматривая эти явления на примере построек Обонежья. Исследователем также выявлены различия в характере покрытия шатровых завершений деревянных церквей, соответствующие северо-восточным и северо-западным влияниям. Таким образом, отдельные направления изучения древних архитектурных традиций, связанных с основными потоками освоения региона, были намечены, но в целом тема не изучена.
    Методика изучения местных особенностей в деревянном культовом зодчестве Севера с целью выявления отголосков древних традиций строится на сопоставлении данных картографического ареалирования исследуемых признаков и сравнительно-типологического анализа. Критериями для определения архитектурных решений, которые отнесены к отголоскам древних новгородских и московских традиций, являются, во-первых, их ареалы распространения, во-вторых, аналогии с решениями, использовавшимися в каменном зодчестве. Одно подкрепляет другое. Выявленные признаки деревянных культовых построек рассматриваются в контексте общих формообразующих тенденций.

    Исследуемые признаки логично группируются по принадлежности к тем или иным традициям, однако в работе они потребовали систематизации и по типологическому принципу. В типологии деревянного культового зодчества В.П. Орфинского покрытия в соответствии с их композиционным решением на уровне подвидов подразделяются на одночастные, многочастные комбинированные, слитно-ярусные и расчлененно-ярусные. Правда, большое количество поставленных в один ряд форм нуждается в дополнительной систематизации также в соответствии с принципами их построения, основные из которых – развитие структуры по продольной оси и симметрично относительно вертикали. К продольно-развитым (линейным) структурам относятся двухскатные покрытия и все производные от них, к центрическим – крещатые и сомкнутые.
    Выявленные отголоски древних новгородских и московских традиций включают и коньковые, и центрические формы. Их сопоставимость определяется использованием на одинаковых по общему объемно-пространственному решению постройках. Среди коньковых форм друг с другом сопоставимы каскадные, клинчатые с полицами и бочечные покрытия, среди центрических – прямые восьмискатные и крещатые бочки. Дополнительную сопоставимую друг с другом пару признаков образуют фронтонные пояса и декоративные кокошники, размещавшиеся при переходе от четверика к восьмерику на основном храмовом срубе.
    По каждому рассматриваемому признаку проанализированы различия в архитектурных решениях, проведено их сопоставление с местоположением объекта внутри ареала и временем его строительства. Выявлены трансформации, происходившие в известный период, на основе чего определены направления распространения и прослежены процессы угасания той или иной традиции. Сами ареалы распространения исследуемых архитектурных приемов сопоставлены с границами периода раздробленности русских земель и с направлениями основных торговых путей, по которым и шло распространение культурных влияний.
    К отголоскам древних новгородских традиций отнесены каскадные покрытия, крещатые прямоскатные покрытия, фронтонные пояса. К отголоскам московских традиций относятся клинчатые с полицами покрытия, бочки, крещатые бочки, кубоватые покрытия.
    Каскадные покрытия характерны для северо-западных областей (Георгиевская церковь 1495 г. в селе Юксовичи, церковь Рождества Богородицы 1599 г. в деревне Лиственка и другие). Общим для большинства объектов является то, что они расположены в непосредственной близости от Новгорода или на территориях, в прошлом имевших удобное и оживленное сообщение со столицей «боярской республики». Местоположение всех рассматриваемых построек в общих чертах соответствует направлению основного торгового пути, связывавшего в XII – XV вв. Новгород с его северными владениями. За волоками относительно Новгорода постройки с каскадными покрытиями почти не встречаются. Каскадные покрытия имеют ярко выраженные различия в архитектурном решении в зависимости от местоположения объектов относительно Новгорода. Композиционная роль каскадных покрытий в архитектурном решении построек, приближенных к бывшему центру Новгородской земли, значительнее по сравнению с объектами на более удаленных территориях. Каскадные покрытия наиболее долго продолжали применяться в архитектурном решении заонежских часовен (в деревнях Загубье 1717 г. и в Селецком 1753 г.). Особую устойчивость древних традиций в Заонежье разные исследователи связывают с этническим самовыражением русских, контактировавших с соседствующими народностями.
    Характер распространения крещатых прямоскатных покрытий в решениях деревянных храмов и аналоги в каменном зодчестве свидетельствует, что этот прием также составлял одну из традиций древнего Новгорода (церковь Флора и Лавра 1613 г. в селе Мегрега, Троицкая церковь 1696 г. в селе Помялово). Вместе с тем, крещатые прямоскатные покрытия оказываются известными на бывших территориях разных древнерусских княжеств. Столь широкое распространение не могло произойти в XVI – XVII вв., когда древние новгородские традиции находились в стадии исчезновения. По-видимому, этот прием выработался еще в домонгольское время, и, наверное, кроме Новгорода был распространен и в других русских землях, но наибольшую устойчивость получил в зодчестве Новгородской земли, составив его яркую традицию в период раздробленности Руси.
    Фронтонные пояса составляют традицию, характерную для северо-западных районов (церковь Петра и Павла 1613 г. в деревне Лычный Остров, Никольская церковь 1696 г. в селе Согинцы). Сравнительный анализ использования фронтонных поясов в каменном и деревянном зодчестве позволяет связывать появление этого приема с временем объединения русских земель вокруг Москвы, хотя формы отдельных элементов несут в себе отголоски традиций древнего Новгорода. Таким образом, фронтонные пояса и приемы, развитые на их основе, синтезируют особенности, восходящие к обоим исследуемым направлениям.
    Клинчатые с полицами покрытия нашли наибольшее укоренение по направлениям основных торговых путей, связывавших центр страны с северными окраинами (церковь Ризоположения 1485 г. в селе Бородава, Богоявленская церковь 1643 г. Елгомского погоста). Сочетание клинчатых с полицами покрытий с выразительным повалом закономерно и представляет собой устойчивую композицию. Этот тип покрытия применялся только на храмах. Отсюда очевидно символическое значение этой формы, служившей в архитектуре храма выделению главного, священного. В раннемосковском каменном зодчестве отчетливо присутствует стремление композиционно усилить и повысить завершающую часть здания, но эта тенденция еще не развилась в полной мере, выразившись позже в устройстве высоких шатровых покрытий. Так же и в форме клинчатого с полицами покрытия видится некая промежуточная стадия в развитии высотных архитектурных решений.
    Покрытие бочкой имело поистине массовое распространение, так или иначе, присутствуя в архитектурном решении почти каждой церкви. Бочки наиболее часто использовались в качестве покрытия соподчиненных объемов, но есть и примеры покрытия бочкой основного церковного сруба (церковь Иоанна Златоуста 1665 г. в селе Саунино, Благовещенская церковь 1719 г. в деревне Пустынька). Характер распространения бочек указывает, что эта форма относится к московской (общерусской) традиции. Ареал их распространения включает главным образом бассейны рек Онеги и Северной Двины – основных торговых дорог Русского Севера, связывавших центр страны с Беломорьем. Убедительным представляется сопоставление бочек с формами закомар с килевидными завершениями, составлявшими одну из характерных особенностей раннемосковского каменного зодчества. Наибольшая укорененность бочек в архитектурных решениях деревянных храмов Поонежья логично связывается с распространением каменного строительства на Севере, которое в период образования Русского централизованного государства наиболее приблизилось к верховьям Онеги.
    Распространение крещатых бочек и ярусных решений, развитых на их основе, также связывается с влиянием каменного зодчества конца XV – XVI вв. (Георгиевская церковь 1665 г. в селе Пермогорье, Успенская церковь 1694 г. в селе Нелазском). Преобладание получило использование крещатых бочек в качестве перехода от основания к верхнему столпообразному ярусу (Вознесенская церковь 1654 г. в селе Пияла). Распространение крещатых бочек в XVII в. охватывает центральную и восточную части Русского Севера. В следующем столетии наблюдается их распространение в Обонежье – на территории исторически, географически и административно связанной с Новгородом. К этому времени формы, рассмотренные как отголоски древних новгородских традиций, здесь в строительстве почти не используются.
    Кубоватые покрытия использовались и в хоромном строительстве центральной России и в культовом зодчестве Онеги (Вознесенская церковь 1669 г. в селе Кушерека, Никольская церковь 1687 г. в деревне Бережная Дубрава). Особая устойчивость использования кубоватых покрытий в культовом зодчестве нижней Онеги в XVII – XIX вв. и различные изменения в архитектурных решениях кубоватых церквей на окраинах ареала указывают на то, что это местная традиция. Родственная связь куба и бочки и принадлежность последней к особенностям московской архитектуры позволяет рассматривать кубоватые покрытия как отголосок московских традиций. Распространение кубоватых церквей именно на нижней Онеге логично объясняется большей удаленностью этого района от центра страны, по сравнению с районом верхней Онеги, для которого характерно использование бочек.
    При сопоставлении рассмотренных коньковых покрытий с формами каменных храмов мы не находим им аналогов. Это объясняется, по-видимому, тем, что клетские церкви в деревянном зодчестве составляют особый тип, в решениях которого немало общего с архитектурой традиционного жилища. Крещатые покрытия, напротив, легко уподобляются решениям, использовавшимся в каменном зодчестве. Во-первых, общая структура храмов, на которых они использовались, с одинаковыми завершениями всех четырех фасадов напоминает композицию небольшого крестовокупольного храма. Во-вторых, и крещатые прямоскатные покрытия, и крещатые бочки имеют сходство с архитектурой соответственно древнего Новгорода и Москвы периода объединения русских земель и образования единого государства. Такие же аналогии прослеживаются и в устройстве фронтонных поясов и декоративных кокошников на основных срубах столпообразных церквей с шатровыми завершениями.
    Как показывает проведенное исследование, местные особенности в деревянном культовом зодчестве Русского Севера в значительно большей степени несут отголоски традиций московских (точнее – общерусских, сформировавшихся в московское время), чем древних новгородских. Приемы и формы, восходящие к периоду самостоятельности Новгорода, составляют значительно более древний пласт в истории деревянного зодчества, подвергшийся многим влияниям, переработкам и к началу XVIII в. уже практически исчезнувший.